 |
Антология живописи Антология поэзии |
 |
Андрей
Сокульский
Сокульский
|
|
Андрей
Сокульский |
|||
|
|
|||||
|
|
|
|
|
|||||||||
ПУБЛИКАЦИИЖурнал "Радиус города" №12 2009г. |
|
НА ГЕЛОНЕ Изначально, Гелон – одно из самых северных поселений древних греков. Геродот описывает его как деревянный город общей площадью 30 км2, обнесенный высокой стеной. Расположен город был на месте сегодняшнего Саратова. Для Евгения Гелон настолько важная тема, что стал большой частью его жизни. Вначале – Интернет-проект и вот сейчас Гелон стал его домом в прямом смысле. Гелон – название огромной (по волжским меркам) яхты, водоизмещением почти 80 тонн, которую строит и на которой в это же время живет (круглогодично!) Женя. Свою квартиру он сдал в найм, чтобы иметь дополнительный доход для стройки. В ближайших планах пошить паруса, поставить мачты и отправиться на Гелоне в плаванье. Именно поэтому, для этого разговора мы и собрались на его борту. На мой взгляд, – самое то место! ТЕКСТ: АНТОН КОМАРОВ. А.К. Тему мы обозначили емко: эмиграция внутренняя и эмиграция внешняя. Для затравки заготовка: я познакомился с Аяцковым, когда тот был еще вице-мэром. Он назначил встречу на полседьмого утра. Вначале мы подумали, что это шутка, но когда пришли, его приемная была полна народа. Я совершенно не помню, зачем мы туда ходили, абсолютно ни до чего не договорились, но помню, он рассказал анекдот: «По итогам года идет собрание в колхозе. Общая прибыль составила 200 рублей, на всех делить смысла нет, и председатель спрашивает, какие будут предложения? Встает конюх и говорит: - Давайте на все деньги купим фанЭры. - А на хрена нам столько фанЭры? - А мы сделаем Ероплан! - А на хрена нам Ероплан? - Да улетим из этого колхоза к едреной матери! Лет семнадцать назад у всех были серьезные ожидания на счет будущего. Помню 91-й год: Белый дом, танки, защитники… Я очень переживал, что не успел на утренний самолет защищать Белый дом: «Все у нас впереди! Те, кто не дожили до этих дней, были бы с нами…». Сегодня же, с кем не говоришь – у всех обманутые ожидания, все получилось не так, как хотелось. Центральное телевидение снова на экране. Смотреть телевизор – снова моветон. Е.С. Зато разница колоссальная: до 90-х люди в буфет выставляли пустые пивные баночки и пачки из-под Marlboro, сейчас же их ногами топчем. А.К. Не спорю, в общество потребления мы шагнули… Е.С. У меня с эмиграцией ассоциации простые: человек родился, и первое его яркое впечатление – детский садик. И вопрос такой: человек хочет шагнуть дальше детского садика или он остается в нем, потому что дальше – страшно. А.К. Да, свобода всегда внутри, а лишь затем – снаружи. А.Р. Есть простой термин, который приходится объяснять, тем, кто не читал в юности Хемингуэя: потерянное поколение. Мы – дважды потерянное поколение. И вторая потерянность намного глубже и интересней. Тогда, перед перестройкой, мы были молодые и зеленые, нам нужно было прорваться. Да, мы прорвались, получили частицу от мировой цивилизации, мы, кто хотел, побывали на Золотых песках. А.К. Причем для каждого – свои Золотые пески. А.Р. Мы смотрели на этот мир, кайфовали в нем, испытывали какие-то приобретения, потери. Все это время государство жило в своем цикле. Этот цикл прошел, и мы стали потерянным поколением во второй раз. А так как мы мудрые и сильные, то должны и это состояние пройти. Ситуация сейчас несколько другая: при наличии мирового кризиса, мы спокойны и оптимистичны. А.К. Мне кажется, что наш кризис к мировому имеет опосредованное отношение. А.Р. Ну мы вообще имеем к мировой цивилизации опосредованное отношение. А.К. Женя, ты же пожил за бугром? Е.С. Я попал впервые в буржуйское царство в 91 году на первую нашу выставку в Германии. Мы жили в студенческой общаге и перед поездкой сильно напрягались: Запад, порнография, распущенные нравы. В общаге – одни бабы. Вдруг мы приедем и честь родины уроним. Но каково было мое разочарование, когда я увидел перед собой жесткую систему моральных ценностей, которая совершенно не сопоставима с тем, что было в Советском Союзе. А.Р. Сколько вы там проторчали с женщинами, но без женщин? Е.С. Где-то два с половиной месяца, после чего я оказался в Амстердаме, но у меня закончились деньги. А.Р. Опять без женщин… А.К. Андрей, возвращаясь к твоему монологу, ты считаешь, что сегодняшняя жизнь – это виток по спирали по отношению к совку или как? А.Р. Сегодняшняя жизнь отличается от предыдущей следующим: при наличии современных средств коммуникации мы можем жить где угодно, даже в деревне, не говоря о миллионном городе с большим культурным наследием, и не выпадать из мировой цивилизации. Единственное, рядом должен быть хороший аэропорт, который позволяет экономить время, и свежий загранпаспорт. А.К. Именно в эту концепцию вписывается твое второе канадское гражданство? А.Р. У меня нет канадского гражданства и нет канадского паспорта. А.К. А все думали, что ты – предводитель. Это же разрушение мифа!1 А.Р. У меня нет и не было гражданства. А.К. За это надо выпить! Е.С. Вопрос-то в том, чего человек хочет от жизни, если здесь не получается заниматься творчеством, можно поехать в Питер и прекрасно реализоваться. Кино настоящее можно снимать только в Москве. У меня куча знакомых, которые туда уехали и снимают прекрасное кино. Мне больно было следить за десятилетней агонией АТХ, они не хотели отсюда уезжать и что… А.К. Да, из штанишек Саратова они выросли, но перемещаться не хотели. На своем пике в Москве они бы шикарно выглядели. А по большому счету, приняв идею космополитизма, они отлично бы смотрелись во Франции… А.Р. Вообще у людей с двойным гражданством особые обстоятельства. И лишний паспорт никогда не помешает. Ведь наша страна настолько отлична от всех, что наличие дополнительного паспорта дает новую свободу. А.К. Это я понимаю. У нас изначально двойное гражданство доступно – только российско-израильское и российско-канадское, хотя я знаю людей и с русским и американским паспортами. Никто не обязан отказываться. При получении американского гражданства тебя не просят отказаться от российского. А.Р. Не просят, к тому же у нас много влиятельных людей имеют всякие гражданства, поэтому свободы тут сжиматься не будут. Когда я уезжал в Канаду, мне говорили: не дай бог тебе получить там паспорт. Или наоборот: как хорошо, что ты получишь там паспорт, обратно ты уже не вернешься. Я прошел полуэмиграцию. По этому поводу я очень переживал. На этом фактически сломалась моя семья. По приезду в Канаду мой товарищ устроил нам встречу в своем фешенебельном доме. Был прием, открыли комнату, которая открывается раз в несколько лет, в честь нашего приезда был накрыт стол, я сижу и не сразу понимаю, о чем спич? А люди просто доказывали свою принадлежность новому миру и абсолютную правильность нашего поступка. А.К. В первую очередь, правильность своего поступка. А.Р. Естественно. Они говорили: эти замечательные люди оказались здесь, и теперь мы будем собираться чаще, потому что мы умные люди: мы покинули тот ужасный необитаемый край, ту преисподнюю. Теперь можно туда прилетать только по случаю и на могилки родственников. Березки здесь такие же. Потом я стал исследовать семьи, которые совершили этот переезд, эту внутреннюю революцию. Доступных в подробностях мне было около десяти таких семей. Выяснилось, что ни в одном из приведенных примеров нет аналогий с моим. Более того, все случаи были разными. Все показывают свою комфортность, но не всем комфортно. Кто-то даже задыхается. А.К. Хочется вспомнить покойного Василия Павловича Аксенова: у него две книжки про Америку. Первую он написал, когда был там как турист, вторую – в эмиграции. Совершенно разные вещи, совершенно разные Америки. А.Р. Эмигрировавшие русские писатели делятся на две категории: счастливые – кто мог возвращаться и несчастные – кто не мог. Например, Солженицын – величина мирового масштаба, предводитель, многотомник и т.д. Или Алексей Львович Хвостенко – раздолбай, отец русского андеграунда… У этих совершенно разных людей была единая цель: вернуться обратно в Россию. Русские не создают свою популяцию в другом мире. Есть диаспоры армян, китайцев, итальянцев, которые культивируют и продвигают свои ценности. Е.С. Да, куда ни приедут китайцы, везде будет Чайна-таун. Русские же нигде не создают кланов. Даже в России, именно поэтому здесь так хорошо и армянам, и китайцам, и итальянцам. А.Р. Ваш покорный слуга финансировал всего лишь третью на планете публичную русскую библиотеку вне территории России. Есть некрасовская библиотека в Париже, есть в Германии, и теперь – в Торонто. А ведь язык – носитель мировоззрения нации и забывается быстрее всего. А.К. Дети ассимилируют быстрее родителей, причем не впитывая русскую ментальность. А.Р. Кстати, первое поколение эмигрантов, уехавшее в начале прошлого века, не ассимилируется с поколениями последующих волн. Помимо кэгэбэвских мотивов, они видят отсутствие интеллигентности, отсутствие уровня знаний и знания чистого русского языка, который есть у них. У них своя жизнь, свои отношения, балы, и они не хотят и не будут ассимилироваться с теми, от кого фактически уезжали. А если на счет нас, то наши предки нас здесь держат. В хорошем смысле держат. Поэтому я считаю, что эмиграция – это для тех, кто без рода и племени, у кого нет якоря в виде истории собственной семьи здесь. Повторюсь, что у каждого по-своему, молодые ученые и классные компьютерщики уезжают потому, что здесь за их головы не платят достойно. Но русским стихотворцам и бизнесменам там делать нечего. И может неприятно накрыть, как меня в стихотворении «Дворник»: И в соусе эмиграции Заложено где-то зерно, Как в женской эмансипации, Обязано быть, должно. Мотаясь по длинным хайвэям, Всматриваясь в невероятный их быт, Я себе так… остаточно верю. Неудачен мой нынешний вид. По привычке пойду чистить землю. Мы затыркали души свои. Или плохо мы Господу внемлем, Чтоб терялись понятья любви? Пропотею, со мною лопата. Снег летит от зари до зари. И не много совсем мне и надо. Доживем – запоют соловьи. Отгребемся, не столько черпали. Снег лавиной. Ему не дано Заглянуть в мои дали-печали. Снег летит. Хорошо не говно. А.К. Ну, мы на Гелоне собрались. Гелон – отдельный мир для Жени. Е.С. Вообще мое отношение к эмиграции… А.К. Да подожди ты про эмиграцию! Мы сейчас про Гелон. У тебя, мне кажется, эмиграция на Гелон и не важно, где он находится. Е.С. Когда я вырвался в Германию в 91 году, я попал в немецкую среду. Но, тем не менее, иногда общался с русскими эмигрантами. Общался с князьями и графами – эмигрантами первой волны. Помню, в Мюнхене был граф Оболенский, очень приятный мужик. Общался с уехавшими в 70-е годы. Это всегда улыбающиеся и всегда закрытые люди. Чувствуется, они пережили столько, что закрылись даже сами для себя. Я рассматривал себя в этой среде и понимал: мне эта среда чужда. Бавария – классное место, но когда ты видишь баварца в баварских штанах, ты понимаешь, это – не твое. Я не люблю балалайки, но это родное. А.К. Как пел Вася Шумов: «Это наше, наше – навсегда», кстати, в Калифорнии сейчас живет. Е.С. В общем, я стал думать, как мне быть. Жить где-то – это постоянно чувствовать себя гостем. Когда в Германии я заходил в магазин, все время ловил себя на мысли: они на меня все смотрят и понимают, что я русский, они ждут, что я сейчас что-нибудь сопру. На этой почве у меня сформировался комплекс. Но в России мне жить тесно. Вот и возникла идея Гелона. Нельзя менять свою страну на другую. Ее можно расширить. Можно жить в любой стране и быть там не гостем. Ты приходишь туда, швартуешься к причалу и в любой момент ты дома. Тебе там не понравилось – поднял паруса и пошел дальше. У тебя весь мир впереди. А.К. Когда в юности я впервые узнал смысл слова «космополит», то понял, я и есть космополит. Или хочу им стать… Есть такой кусок, который называется родина, и благодаря всем этим тревожным 90-м реально пал железный занавес, и мы сегодня можем побывать там, где раньше наши родители и не мечтали. И если раньше уезжающие понимали, что они жгут мосты и жгут их навсегда, сегодня уровень принятия решений изменился кардинально: попробовали – не получилось, можно всегда вернуться. Е.С. Я, по сути, анархист. Я не могу адаптироваться к какой-либо системе социальной зависимости, социального долга. Мне это чуждо. Есть такое понятие, как нейтральные воды. Я ухожу – и мне срать на всех. А.К. В Питерском яхт-клубе мне рассказали историю: в 80-е годы парень с девушкой грузятся на яхту и уходят. Через какое-то время у них кончаются членские взносы в яхт-клубе, а их все нет. Ну нет и нет, взяли и ушли… Проходит лет десять, они возвращаются с уже взрослым ребенком, с советскими рублями. Оказывается, никуда не спеша, они сходили в кругосветку, родили где-то ребенка. А.Р. Вообще любая эмиграция – есть внутренняя эмиграция. Поэтому эмиграция может быть и обратной. В Саратов я эмигрировал в возрасте один год. Меня привезли родители, переехавшие из Питера, где я родился. Если б я родился в Пупырловке, то об этом и забыл, но Питер… И только два года назад, когда я приступил к созданию своей антологии саратовской поэзии, мне стало понятно, что внутреннее ощущение коренного саратовца не случайно и абсолютно мое. Е.С. Я думаю, смысл сводится к тому, раз мы все живем в Саратове, то мы должны максимально оправдать совершенное нами право выбора. А.Р. Как точно сказано про внутреннюю эмиграцию у нашего земляка Игоря Алексеева. Я эмигрировал в СССР из материнского теплого чрева. Мама – бухгалтер. Отец – офицер. Сын– эмигрант. Вот такая «форева». Жизнь эмигранта в советской стране не сопрягается с жизнью туземной. Время от времени слышится мне: посторонись, человек иноземный. Местную водку я пью из горла. Я овладел языком искрометным. Я мимикрирую, как камбала. Я то живым притворяюсь, то мертвым. Я позабыл эмигрантскую спесь. Время проходит волна за волною. Я ненавижу постылое «здесь» и принимаю, как что-то родное. 1 В конце 90-х группа саратовских предпринимателей, идейным предводителем которой, я, почему-то считал Руфанова, отправилась в Канаду с целью получить второе гражданство. Для этого им в течение трех лет надо было провести в самой Канаде не менее 50% времени. Многие гражданство получили, а вот Руфанов оказывается нет! Но об этом я узнал только в ходе этой содержательной беседы. У Андрея осталась в Канаде первая жена и, теперь уже, старшая дочь. |
|
 назад
|
|